Филоофские чтения

ОФФ как живое и действительное событие даёт силы для самостоятельной проработки философской литературы, на которую я никак не могла решиться. Читаю Платона, ищу ключи у Мамардашвили и Хайдеггера. Чувствую себя в дремучем лесу, в который, говорят, можно только войти.. самое время читать о лабиринтах. Оставляю здесь для дальнейшего осмысления цитаты из Свасьяна, который наконец стал для меня внятен. Пусть побудет пока здесь под знаком прекрасного Рильке (цитируемого по той же книге). Собственно философские дебри прячу под кат.

Тёмный ноябрь сказался теперь необратимым распадом нашей гносеологической группы, самого важного события Петербурга для нас, одного из самых - в биографии.. Я хочу запомнить этот момент, эту весну.

«Природа, вещи нашего обихода и потребления преходящи и бренны; но пока мы здесь, они — наше владение и наши друзья, соучастники наших нужд и радостей, как они были уже доверенными наших предков. Следует, таким образом, не только не принижать и унижать всё здешнее, а как раз из-за их временности, которую они делят с нами, все эти явления и вещи должны быть поняты нашим внутренним разумом и преображены. Преображены? Да, потому что задача наша — так глубоко, с таким страданием и с такой страстью вобрать в себя эту преходящую бренную землю, чтобы сущность её в нас „невидимо“ снова восстала. [...] У земли нет иного исхода, как становиться невидимой: в нас, частью своего существа причастных к невидимому, по крайней мере, имеющих свою долю в нем и могущих умножить за время нашего пребывания здесь наши невидимые владения, — в нас одних может происходить это интимное и постоянное превращение видимого в невидимое, уже больше не зависимое от видимого и ощутимого бытия — подобно тому, как наша собственная судьба в нас постоянно присутствует и постоянно невидима».
Рильке

К.Свасьян Человек в лабиринте идентичностей

Избранные цитаты:

Лабиринт — человек в тупике идентичностей: сознание, попавшее в голову, как в ловушку, и тщетно ищущее выхода в мир, который оно никогда не найдет, пока не вспомнит, что вошло в голову из мира и — как мир.

Человек затерялся между божественным и животным, ища себя один раз выше себя, другой раз ниже себя, оба раза — мимо себя.

«У Канта чистые руки, но у него нет рук». Шарль Пеги

Кант, как известно, каким-то парафилософским образом знал, что «вещь в себе» есть, более того, он знал, что о ней ничего нельзя знать. Это petitio principii так и осталось «скелетом в шкафу» критической философии.

Попытка ответить на вопрос, что есть человек, проваливается, даже толком и не начавшись, потому что в ответе обязательным и чуть ли не автоматическим образом интендируется то именно, в чем человек меньше всего является самим собой: некая объективная общая сущность, заслоняющая субъективную и единичную, иными словами: некий «человек вообще», занимающий в логике образования понятий то же место, что и «стол вообще» или «лошадь вообще». Точка провала — контакт между общим и единичным·, если логика и считалась с единичным — всё равно, в человеке, столе или лошади, — то только для того, чтобы растворить его в общем; понять вещь значило всегда, подвести её под понятие: конкретную, фактическую вещь под общее абстрактное понятие. Так решил это Magnus Aristoteles, отведший в своих «Категориях» центральное место субстанции, сущности, усии, откликающейся на вопрос «что», τί έστι.
...Но, пытаясь понять так и человека, антропологи как раз не понимают его. Потому что человек (вот этот вот) настолько же теряет себя в понятии, насколько растение или зверь обретают себя в нем. Назвать льва «львом», значит сказать о нем всё. Сказать о человеке «человек», значит не сказать о нем ровным счетом ничего. «Всё» человека достигается не его категориальным расширением в genus proximum, а содержательно-алогическим сужением до того, в чем он — единственен и несравним. Отсюда следует, что, понимая себя (в понятии), он теряет единственного себя, а, сохраняя единственного (в «этости»), остается непонятным. Непонятным, значит: неизреченным, невыразимым.

Для Юма Я не больше, чем «пучок представлений». ... Интересно отметить, что Я в английской философии понимается и объясняется точно так же, как свет в английской физике. Я, как мозаика представлений у Юма, есть лишь антропологический двойник света, скомбинированного из цветов в ньютоновской оптике.

Бог Фейербаха — это Я, но без «указательного пальца»: старый фихтевский абстракт, ищущий себя очеловечить, но не находящий для этого подходящего человека.

Гуссерль в «Кризисе европейских наук» (§ 57): «Полагающее самое себя Я, о котором говорит Фихте, может ли оно быть иным Я, чем Я самого Фихте?»

Если в сфере мира-как-природы (минеральное, растительное, животное) оппозиция общее-единичное определяется общим: понятием, покрывающим отдельные явления, то в сфере мира-как-истории (человек) эта роль переходит к единичному: не к мысли о единичном, ..... а к конкретному единичному человеку...
Что такое понятие человек?
Единичный человек.
Что такое единичный человек?
Миллионы людей.
Когда мы продумываем эту формулу, мы слагаем из камер, залов, улиц, коридоров, переходов, развилок и тупиков лабиринтного пространства черты человеческого лица.

Фридрих Теодор Фишер абсолютно корректно заметил, что «мир не мог быть сотворен, потому что категория причинности имеет силу только в пределах целого, а не для целого».

Важно не отделять мыслимый мир от его наблюдаемых фрагментов, по типу: камень в мире, растение в мире, зверь в мире. Мир не склад и не хранилище, в котором инвентаризированы мировые вещи. ... Подобно тому как состояния сознания не находятся в сознании, а суть сознание..., данности мира суть сам мир. Мысля вещи, я мыслю их — как мир. Мир, как камень, мир, как растение, мир, как зверь...

...Мир, который становится в камне, в растении, в звере, и есть само это становление: он просыпает себя в камне, сновидит себя в растении, ощущает себя в звере. И только в человеке достигает он умения пробуждаться и вспоминать свое становление. Вспоминая, как он становится тем, что он от века всегда уже есть, он осуществляет свое воспоминание, как всемирную историю, а мысль о ней, как её конец.

Глаз не просто видит мир, он есть мир. Мир становится глазом, чтобы смотреть на себя и видеть себя. Мир превращается в кисть Рафаэля, замирает, как гений Рафаэля, на полотне, а как зритель — перед полотном, делается глазом зрителя и восторгается самим собой.
... Эту очевидность гётеанизма с необыкновенной силой и остротой подчеркивает Карл Баллмер. Глаз, как орган чувств, — не средство, чтобы воспринимать мир, а непосредственно сам мир

Заперев себя, как душу и сущность, в черепе и грудной клетке, человек обесчеловечил мир — не в переносно-моральном, а в метафизическом и уже просто физическом смысле. Абсолютно показателен в этом отношении мир естествознания, в котором человек находит что угодно, от элементарных частиц до очарованных частиц, но только не себя, не свои чувства и мысли, потому что он хоть и назначил себе быть в мире, но не самим миром, а какой-то черной дырой субъективности в окружении им же десигнированных объективных мировых вещей
Как будто мысль происходит не реально, а мировые процессы получают свою объективность не от субъективных процессов мысли!

))))))Мозг порождает все наши мысли, в том числе и о себе самом, среди которых особенно эффектно и пикантно выделяется мысль о том, что он не знает, каким образом он их порождает.

Фишер: "Каким образом белок в мозгу взбивает себя до идей?"

Мысль — это «всё», при условии что «всё» — это мысль

Понятое дерево гомогенно человеку, есть человек. В человеке, мыслящем вещь, вещь обретает свою сущность, очеловечивается в буквальном физическом смысле, и это действительно вопрос мужества — осознать познание мира, как совершенный антропоморфизм, и еще осознать, что философы в столетиях оттого и дискредитировали антропоморфизм, что боялись сознаться себе самим в том, что все их онтологии, космологии и эсхатологии суть не что иное, как их собственный внутренний мир.

Нет вещи самой по себе, и нет тщетно пытающейся помыслить её мысли, а есть вещь, как мысль

!!!Мысль — вещь, с которой снято чувственное лишнее и оставлена понятийная она сама, подобно тому как микельанджеловские фигуры — это освобожденные мастером от лишнего куски мрамора.

Внутренний человеческий мир — это почувствованный, помысленный, поволенный, пережитый внешний мир: жизнь, преобразованная в переживание и, главное, сохраненная, как переживание.

Важно понять: сознание, вопреки Брентано-Гуссерлю, не есть сознание чего-то, а само что-то·. не сознание вещи, а — вещь.

Наша логика, как метко заметил однажды Бергсон, — это «логика твердых тел», и, понятно, что, перенесенная на человеческое тело, она должна отождествлять последнее с его физически-неподвижным каркасом, к которому домысливает потом оживляющие и одушевляющие его признаки. Самое забавное, что названная логика не только стоит на голове, но и заставляет нас думать, что стоять на голове нормально: потому нормально, что научно.

Ботаник прекрасно опишет и объяснит нам 300 или 400 видов дикой розы. Ему и в голову не придет объяснить нам заодно и гётевскую Heidenrößlein. Он предоставит это своему коллеге-литературоведу. По причине разности и несовместимости, так сказать, самих предметов: природы и поэзии. То, что предметы совмещены в целом мира, и дикая розочка на лугу объективно, естественно продолжается в гётевской, достигая в ней неувядаемого (поэзия, по Гёте, «зрелая природа»), к этой мысли придется еще долго и мучительно привыкать, пока она не станет столь же естественной и обычной, как её сегодняшний антипод.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Дыхание

Во время последней встречи главный гносеолог сказал очень важное... Он вдруг вспоминал, как давным-давно у него возникло необъяснимое желание ходить по проволоке. Отчего-то ему непременно нужно было этому научиться. И вот, он говорит, ты встаёшь на проволоку и всё, и проволока, и ты, и пространство вокруг - ВСЁ ходит ходуном, всё подвижно и нет совершенно никакой опоры. Ты тут же неизбежно падаешь. Встаёшь, пробуешь снова. И снова срываешься, снова падаешь, встаёшь.. и вот постепенно нащупываешь в себе это внутреннее равновесие. Через бесчисленные падения и подъёмы – только таким путём достигается равновесие, обретается внутренняя опора. А потом люди видят, как ты идёшь по проволоке спокойно, уверенно и твёрдо.. но не видят, что ты совершенно так же продолжаешь падать, а потом, уравновешивая состояние падения, в которое ты вступил противоположным движением – встаёшь, но уже только на проволоке! Это едва уловимое для глаз, скорее уже чисто внутреннее движение никогда так и не прекращается. Равновесие всегда изживает себя в таких колебаниях. Это никакой не покой, и даже не внутренний стержень, но непрерывное живое балансирование

.......

В воскресенье мы впервые встретились после новогодних каникул и запоздало, но очень душевно делились друг с другом переживаниями и некоторыми обобщениями минувшего года. Каждый из нас в предновогоднее время очень подробно по месяцам вспоминал уходящий год и пытался охватить его взглядом, как нечто в себе целое. Это был очень непростой год и очень неровный. Но когда я его вспоминала, в душе оживало чувство кроткой благодарности и тепла.. ко всем его многочисленным тряскам, личным и глобальным. Где-то в августе-сентябре было чувство, что всё окончательно и неисправимо рухнуло. За последние годы бывало всякое. Но так остро и так отчаянно – впервые. Мне в какой-то момент показалось, что достигнута точка не-возврата.. и вот из этого состояния удалось так же впервые вышагнуть с надеждой, с чистой светлой надеждой не на что-то внешнее – на самих себя. Знаете, когда собираются трое и в этом переживании при всей внешней разности жизненных событий и обстоятельств вдруг удивительно в этом совпадают, а потом несколько часов пытаются сие осмыслить должным образом и протянуть нити в предстоящий год – это даёт очень значительную опору. Всё обретает смысл, все, даже самые несуразные биографические события начинают сиять внутренней содержательностью, свиваясь в стройную цепь..
Иными словами, до гносеологии в тот вечер дело уже не дошло) Условились о встрече во вторник. И вот именно тогда – всего день спустя после наступившей ясности, после такого сокровенного переживания я снова сокрушительно срываюсь и качусь кубарем под откос. Это ужасно и непереносимо вдвойне, потому что теперь ты ко всему ещё и фиксируешь своё падение, но по совершенно непостижимой причине ничего не можешь ему противопоставить. Внутри сумятица и какое-то чёрттечто. Мы встречаемся.. полагаю, наш гость ничего так и не заметил. Однако же в совершенно философскую дискуссию вдруг вплетает это довольно личное воспоминание. Я знаю, почему именно в тот момент и знаю кому он это рассказал)

---

Вот и как мыть голову, когда в волосах запутались искры и еловый дым? И если искры у них уже не отнять, то с их дымностью расставаться не хочется. Впрочем, о чём я говорю.. сейчас в нашем доме дымом пахнет просто ВСЁ!))) даже кошка
Я надышалась этим огнём.. через самые стопы.

---

Мы как трое заговорщиков идём в лесную глушь, в радостном волнении, в глубину зимы на встречу с огнём. Мы несём с собой тайну, о которой никто не подозревает. Даже лес. Всё замерло, всё насторожилось. Только снег крупными хлопьями мерно опадает. Поднимаешь голову, падаешь в снежную пучину и знаешь: этот снегопад не прекращается никогда. Всегда.. идёт снег.
Мы в самом деле зашли в какую-то дремучую чащу. Наломали дров!.. – пропорционально наломанному в жизни и быту за уходящий год. И всё-всё горело в густых сумерках ясным гудящим пламенем, возносилось танцующими искрящимися потоками в заснеженное небо, тяжело оседало на земле раскалённым углём. Я смотрела на этот огонь и представляла себе, как радостно освобождаясь уносятся в снежную высь переживания года. Как угольным осадком опадает всё моё непрожитое, всё во мне затвердевшее, всё, отчего отворачивался взор – неразгаданная до времени память. Она томилась в самом сердце разыгравшегося костра, жарко тлея, в ожидании босых стоп, которые сантиметр за сантиметром исходят её вдоль и поперёк, высвобождая зачарованное пламя.
Целую вечность спустя мы снова ходили по углям

---

А декабрь одержим ноябрём...

---

У Главного гносеолога вдруг появилась какая-то шальная мысль, которую он поставил в начало начал Философии свободы и стал от неё развёртывать процесс познания. Я уже слишком хорошо знаю, как устроен мой внутренний путь по отношению к самым близким мне людям. Это путь сопротивления. С каждой новой безумной идеей я начинаю внутренне бороться до гносеологического отчаяния, до бессильных слёз, совсем как полтора года тому назад. И потому я, протестуя, всякий раз одновременно и доверяю. Я знаю, что через эту борьбу со мной же они бережно проведут меня через дремучие тернии за руку. Или дадут хорошего тумака) что продуктивнее… но в этот раз я сомневалась. До того, что сомнения таки взяли во мне верх и я заняла свою собственную позицию. До того, что я впервые за 2 года покинула позицию извечного молчальника, вступила в ярый спор с группой матёрых совсем и не совсем философов, кричала, размахивала руками (как там у Хармса?..)), камнями кидалась и даже согрелась (у нас там складская температура : 16 градусов). Накал страстей был такой, что в школе отключили свет (народ не смутился, зажгли вторую свечу и продолжили баталии).. и впервые на моей памяти они настолько увлеклись, что забыв о святом принципе, задержались на 10 минут) Нет, это правда беспрецедентно много)
Дедушка-философ провожал нас угрожающе-укоризненно: "Вот, 13 лет уже бьёмся, а будем ещё столько же.. Готовьтесь!". И в ответ я его весело и горячо утешаю: "Давно уже готовы. Ещё на несколько десятилетий"))
Очень люблю нашу четверговую группу. Она совершенно несносно-варварская) Но из всех антропософов они самые живые, самые настоящие
В этот четверг Главный гносеолог ничтоже сумняшеся озвучил без лишних предисловий и оговорок совершенно мою, ту самую контр-мысль в своём вечно-провокационном роде. Столько же уверенно и незыблемо. Мужики ошалели и взялись за головы. А он исчерпывающе убедителен (не в пример мне)), как всегда, глазами сверкает и улыбается, уводит мысль в далёкие выси. Для нас пока слишком запредельные
Это моя вторая победа в нашей гносеологической группе

@темы: Философия свободы, Четверговая группа

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

В этом году зима пришла в моё сердце раньше календарной. А мой внутренний ноябрь до сих пор не истёк, и я обречена на него ещё на многие недели. С самых первых моментов, когда в начале года день стал прибавлять своё световое время, я ликовала. Каждой четверти светового часа безмерно радовалась. Радовалась в феврале, радовалась в мае, и в августе, и в сентябре. В середине октября я поняла, что оказывается этот петербургский ноябрь снова придёт. И снова, и снова..
Он действительно был тяжёлым. Уже со второй половины октября) Физически – очень тяжёлым. Но во внутреннее пространство этот тёмный месяц привнёс не искомый свет, но несколько зёрен живой неиллюзорной надежды. Субстанция ноября, его воды, его ветви, его воздух настолько темны, что из этого качества беспросветности просто нельзя не пробудиться в пронзительно-снежный космос. Сердцем и сознанием вступаю в зимнюю мистерию – белую пустошь. В глазах ледяные искры

---

Настоящий петербургский ноябрь! Со времени переезда я всё никак не могла застать город в его исконном состоянии. Даже забыла, каким он бывает. Даже соскучилась) Если я немедленно не приведу свои сосуды в порядок, мне здесь не выжить.
Всей душой жду прихода духов зимы. Жду обжигающе-ледяного ветра и снегов. Жду, когда смогу гулять по воде – пешком до Кронштадта.. Но я ужасно спешу. Мне нужно увидеть этот чёрный ноябрь. Разгадать таинство переходного времени. Внешний мир погружается в сон. Свет лета и пламя осени уходят в сокровенные глубины внутреннего. Зима – это смерть внешнего мира и пробуждение жизни духа. Ноябрь – переход..

---

Одно из самых сильных переживаний при вхождении в пещеру – ощущение, что это пространство принципиально сокрыто от глаз…. Это такое.. нутро мира. Его тьма поэтому переживается как тьма первозданная, никогда не знавшая солнечного света, им не пробуждённая. И вот ты идёшь туда, где в изначальном сне пребывает незримое и незрячее, неузнанное, касанием глаз – не согретое.. и несёшь с собой крохотный светоч. И в свете твоего сознания вдруг неожиданно проступает лик этой тьмы. Вспыхивает красками, причудливыми формами, игрой отблесков и теней на стенах и сводах. Там целый мир. Бесконечный, чуждый всему жизненному, но прекрасный.
Мне кажется, здесь кроется одна из важнейших загадок познания. Я начинаю понимать, что все вещи, покуда они не увидены (не столько физически, сколько сущностно.. ), пребывают в непроницаемой тьме. И что человек – это глаза вселенной. И потому весь наш земной мир – это пещера пещер, в слепые глубины которой нисходит человек. Он несёт в себе ещё не окрепший трепещущий огонёк – свет человеческого сознания.
А ещё.. вопреки прежным предчувствиям.. я теперь так же знаю, что когда человек уйдёт и унесёт с собой свет, тьма за ним не сомкнётся. Потому что явленный ему Облик, хранимый в памяти, из преходящего был поднят в надвременно-пребывающее. Из вещества в неовеществлённое. И это узнание никакими силами не отобрать у мира

На самом деле здесь должна была быть запись о том, как мы съездили в Саблинские пещеры). Поскольку сказано уже слишком много, оставляю ниже только фотографии с минимальным комментарием

@темы: Пещеры

---

Саблинские пещеры

Как я оказывается соскучилась по родным мне подземельям! Оставляя позади ясный дневной свет, его тепло и объятую им жизненность.. идёшь навстречу непроглядной темени, безжизненному холоду земных пустот. Радостно-спокойно, превозмогая каждый шаг мягко накатывающую на тебя жуть. Саблинские удивительны.
Никогда не встречала такой красочности в минеральном мире! После всех виденных нами природных подземелий, я всё же должна сказать, что эти рукотворные пещеры (здесь добывался песок в конце XIX века) - совершенно невообразимое место. Огромные разветвлённые подземные ходы, от узких лазов, в которые приходится протискиваться, лёжа на животе, до огромных залов с куполообразными сводами, прорублены в цветном песчанике. Здесь всё кажется областью легенд и сказаний. Жутковатых, древних, но настоящих.

+8

@темы: Странствия, Пещеры

---

А знаешь, ведь сейчас я действительно живу! Столько проигранных сражений спустя) Когда падаю в глубокую лазурь и опадаю золотом листвы.. Когда сижу на вершине того сказочного холма над вечерним миром и пью чай из термоса.. и с ним весь этот осенний мёд – сгустившийся свет.. и голова кружится от его аромата, от созерцания вихрящейся над водой стаи чаек, вспыхивающих в закатном свете. Когда тихо и тайно вступаю – рука об руку) – в самое сердце сумерек

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Снаружи сумеречный тяжкий дождь, а внутри у меня белая пустыня. Там ветер носится сухой и мерно свет во всём разлит. В моём сердце сквозная дыра.. Отдам её ветру. Пусть наполнит её звуком – бесплотным свистом. Я здесь ему полностью принадлежу, вся им проницаема.
Так и останусь, пока мои прежние мысли – каменные глыбы, песком не осыпятся

---

Бесприютное

Верхнюю над нами квартиру выкупили и расселили. И пришёл человек, и сказал здесь, что может выкупить и эту. И вот я вижу, как люди, медленно разогнувшись от своих ежедневных забот, обернулись, тёмными силуэтами выползли в дремучие коридоры своей вековой коммуналки, и смутными глазами всматриваются в подступившую к ним из темноты возможность. И вижу, как в этих глазах занимаются искорки живого интереса. Распрямились, засверкали глазами и идут, чтобы рассмотреть, прислушаться к ней. Сюда впустили внешний ветер, дыхание жизни, в эти тёмные коридоры: всё может навсегда измениться. Течение жизни замерло и вот-вот готово бесповоротно изменить своё русло. А я притихла в лучшем своём пристанище за всю мою биографию, в самом моём рукотворном пространстве.. и слушаю, как этот сквозняк его у меня отнимает. Слушаю дыхание судьбы. Вижу эти «мои» стены и уже почти их не ощущаю. Они есть, каменные, прочные, непроглядные для глаз. И в то же время нет их уже. Сквозь них просвечивает будущее в настоящем. И для меня в этом будущем нет места. Сверху раздаются звуки разрушения и передела: демонтируют старую квартиру, рушат перегородки. В моём доме всё сотрясается, потолок трещит по швам, по нему бегут разномастные трещины, глубокие и мелкие. Так рушится моя большая иллюзия, моя милая сердцу грёза, которую я неправомерно именую «мой дом»..
И пусть.
...даже если никто никогда нас не расселит, я уже безвозвратно покинула эти стены

---

Шнитке

В тебе живёт столь родственное мне начало.. как же продраться к нему через все эти шипы твоего авангарда? Смотрю на твоё наследие и вижу всегда непроглядно чёрный лес, густую чащу, в которой не протоптано ни единой для меня тропы. Страшно мне, потому что не чувствую в себе сил пройти его безоглядно насквозь.
И вот потому, наверное, я так ценю этот Концерт, который не любит никто из моих мудрых и знающих музыкантов, и не чувствует-не понимает никто из моих дорогих не-музыкантов – и в этом все они так странно солидарны, хотя обыкновенно не те, так другие меня неизменно поддерживают.
Дело в том, что в этом опусе я могу с тобой встретиться. Эта тональная вещь, строгая, собранная, в сокровенное уводящая, через тёмные бездны, через страх человеческий, - но к такому ясному недрогнувшему свету. Это - твоя исповедь.. Отчего же ты здесь отказался от своего авангарда?..

---

Шнитке. Концерт для хора на стихи Грегора Нарекаци

Наконец-то я услышала его вживую. Давно ждала. Дирижировал Курентзис, и я слышу его так же впервые. Очень хорош! При всём моём скептицизме к нашумевшим именам. Он из тех прежних романтиков, внутренне пламенных.

.........

В нём есть нерв и какая-то особенная пробуждённость. Идеен до глубины, хотя конечно видно, что и противоречив, и неоднозначен, и в деятельности своей наверняка неровен. Но одновременно с тем для меня столь же очевиден факт, что этот человек может довести звучание русского оркестра до европейского уровня. Вот может! С его одержимостью, перфекционизмом и недюжей волей. И что бы впредь о нём ни говорили недоброжелатели, я никогда не поверю голосам критики, упрекающим его в пустоте и бессодержательности, в предпочтении имиджа музыкальности. И что бы он ни натворил (а натворить он несомненно может)), моего уважения как музыкант он уже никогда не потеряет. Мне очень отрадно знать, что есть такая фигура среди современных дирижёров. Я слышала, как он восстанавливает утраченную связь музыки с материей, наполняя звук пронзительной жизненностью, землёй, теплом и кровью. Но и таинством. Им всё окутано.. Знаете, что он делает в конце?? Когда многократно повторенное завершающее "аминь" передаётся из голоса в голос как благая весть, изливаясь из звучащих высот в мировые глубины, эхом отзывается в каждой частице мироздания.. В этот самый момент он уводит хор со сцены. Через зал. Через центральный вход – в вестибюль. Хор делится на два потока и звучащей рекой огибая (звуком объемля...) слушателей уносится вдаль. И ещё с минуту продолжает звучать оттуда, тихо растворяясь. А в зале в это время творится волшебство. Оцепеневшие слушатели сидят перед пустой сценой в абсолютном безмолвии, спиной внимая последним светлым отзвукам.

услышать 4 часть

---

Войнич

Вчера прочитался "Джек Реймонд" Войнич. И опять я мерила шагами пустую ночную комнату, и отказывалась спать. Куда же ты уводишь меня? Зачем опять в то же самое отчаяние? Что за силы мира вновь и вновь меня к нему возвращают, к этому страшному осознанию: в глубины человеческого существа вплетено великое зло. Нельзя уберечься и нельзя никого защитить. Когда ты обрёл глаза, чтобы видеть, как вынести открывшуюся тебе картину? Как принять это..
Утро меня излечило. И всё таки есть в этом непостижимом замысле подлинный свет и есть дух, я знаю это доподлинно. Ещё не вижу, но знаю. И как слепой человек.. кожей чувствую.
А город снова задышал ветрами. Я уже и забыла их мятежный дух) В глазах песок, в ушах – свист, голову кружит, мысли разметало в разные стороны. Вот и пусть. А то пауков развелось…

(да неужели Бергман не читал Реймонда?..)

---

Свиридов

Есть такое время, когда сквозь зримые природные пространства будто начинает просвечивать неотмирный тихий свет. То самое блоковское "золото в недрах"... И были на свете такие люди, которые слышали, как свет этот поёт

услышать...